Этот рассказ перечитала четыре раза. Сначала вообще ничего не поняла, но захотелось вернуться. И так читала с промежутками, осмысляя, пока не созрела мысль🔥

Леонид Андреев (1871 — 1919) для меня — один из самых философских русских писателей. Никогда я ещё так не думала над рассказами, какая-то идея так или иначе проступала обычно сразу, а тут — что-то вертится, чувствуется, но ухватить не могу. Я прочитала у него ещё «Молчание» и «Он».

Итак, что я разглядела?🔍

Поезд — жизнь человека. Он едет не только вперёд, но и внезапно — обратно, идёт по одним и тем же местностям, но всякий раз местности эти всё равно какие-то новые, неузнаваемые. Как в жизни: вроде бы много шишек набил, кажется, что-то понял, а потом поворот — и понимаешь: ничего-то не понял; по-новому на каждом жизненном этапе открываются нам люди, книги, всё вокруг.

«Вагон покачивался, и проплывали снежные поля. Они казались знакомыми и обманывали: я никогда не видал этих полей!»

Молодой телеграфист, которого герой видит на станции, — это любой встречающийся по жизни человек.

«Один телеграфист, молодой, с усами, был обращен лицом к нам и раз даже встретился со мною взором, — но в глазах его не было выражения. Стекло в большом окне слегка отражало огни станции, и от итого ясно видна была только освещенная часть его лица, а то, что находилось в тени, пропадало — точно не существовало совсем».

Андреев пугает: то, что в тени, может и не существует вовсе, а та сторона, которую видит герой, всего лишь картинка, ничего общего с реальностью.

«И снова мы стояли прижавшись и глядели в окна, а за ними по снежному полю точно гнался тот — равнодушный телеграфист за блестящим стеклом. Но это казалось. Он был в наших глазах — только в наших глазах».

Но мы ведь тоже каждый день встречаем кого-то и, кажется, знаем этих людей хорошо, но знаем ли на самом деле? Или это от макушки до кончиков пальцев придуманный нам симулякр?

Андреев выводит тип людей — люди-щепки, вроде этого телеграфиста, который просто что-то делает, но особо не всматривается в суть вещей.

«И мы говорили — о людях, говорили мы и о жизни, о ее красоте и богатстве, о глубинах ее бездонных, над которыми беззаботно и слепо плавают люди-щепки. Одну поверхность ее знают они, и легки, слишком легки, никогда не опускаются на дно. Случается, накроет их земная волна и на миг откроет им жизнь свои загадочные недра и ослепит и напугает — а потом опять поверхность, опять голубой шатер, как для уютности называют они небо, опять сонное слепое колыхание, и так до конца — пока не сгниют».

***

«Богатая человеческая душа его, как скрипка Страдивариуса, отданная уличному музыканту: на ней играют дрянные польки, и она никогда не узнает самой себя, своего настоящего голоса, так как тот, кто мог извлечь его, жизнь-артист, жизнь-художник, жизнь — великий музыкант, проходит где-то мимо, и он никогда не узнает о ней».

А кто этот сопровождающий рассказчика товарищ? Центральная мистификация рассказа. Моё мнение: субличность рассказчика. Вот что нашла в тексте в качестве подтверждения:

«Рядом со мною стоял он, и щека его прикасалась к моей щеке».

***

«Так долго говорили мы — в призрачных сумерках вагона под тихий звон колес, не видя друг друга, но чувствуя, как растет близость и нежная приязнь».

***

«Улыбаясь, мы закрыли глаза».

Главная мысль рассказа: живём как спим. Что-то делаем, кого-то встречаем, потребляем «маленькие радости», и всё кажется нам, что стало лучше или, во всяком случае, что-то стало по-другому, но нет, всё — одно, так, мечемся по поверхности, в том числе и по поверхности своей жизни и самих себя.

«Завтра мы расстанемся, и образ его останется только в моих глазах, а мимо меня пойдут другие люди, — и я пойду мимо других людей. Быть может, мимо себя».

Ещё разборы:
📌Про рассказ Платонова «Фро».
📌Про рассказ Олеши «Лиомпа».

На обложке: Август Ланин. Последний вагон. Эскиз, 1956