Вычитала в книге современного философа Бён-Чхоль Хана «Метатеория развлечения. Деконструкция истории западной страсти».

В письме своему другу, тоже писателю Максу Броду Кафка🤵🏻 пишет:

«Письмо – это сладкая, волшебная награда, но за что? По ночам мне становится ясно, как бывает ясен на примерах выученный урок, что это награда за службу черту.

Письмо – это страсть. Оно требует страдания. Писатель получает награду за то, что "черт понуждает, колотит и подчас разрывает в клочья"».

Кафка допускает, что может быть и «другое письмо», пишущее истории «при свете дня». Ему же известно только письмо «в ночи, когда тревога не дает уснуть». Поэтому он живет на «неустойчивой, а может, и вовсе отсутствующей почве», «повиснув над тьмой, из которой по своей воле поднимается черное насилие, не обращая внимания на мои заикания, принимается разрушать мою жизнь».

Кафка задается вопросом, не была бы его жизнь лучше, откажись он от писательства. Жизнь тогда стала бы «намного хуже, стала бы совершенно невыносима» и обречена была бы окончиться «помешательством»:

«Существование писателя и вправду привязано к письменному столу, и чтобы избежать помешательства, ему приходится никогда не отлучаться от письменного стола, вцепившись в него своими зубами».

Жизнь писателя начинает напоминать смерть. Он не живет, но непрерывно умирает. «Писатель попадает в дьявольский круг смерти: он боится смерти, потому что он не жил, а не жил он, потому что всю жизнь подсвечивал труп». Вместо того чтобы обживать мир, он обживает самого себя».

На кафкианскую теорию писателя Макс Брод🧑🏻‍⚕️ отвечает так:

«Что касается твоих заметок о писателе – хотя мы и друзья, принадлежим мы явно к разным категориям писателей. Ты находишь утешение в письме о чем-нибудь отрицательном, будь оно настоящим или выдуманным, по меньшей мере о чем-то, что ты сам переживаешь как отрицательные стороны жизни. А поэтому в несчастье ты можешь еще писать.

У меня же счастье и письмо связаны одной нитью. Стоит ей порваться (и как она тонка!) – и мне приходится худо. Но мне в этом состоянии хочется скорее удавиться, чем писать. Ты скажешь: «Так пускай письмо станет для тебя удавкой», но тут все-таки нет параллели. Как раз потому, что этот способ удавиться мне неизвестен.

И писать мне удается, лишь когда я полном душевном равновесии. Хотя, разумеется, это равновесие не бывает настолько полным, чтобы я мог совсем отказаться от письма. Это у нас общее».

На это Кафка отвечает, что совершенно иначе относится к письму и счастью, что он избегает счастья, чтобы писать…»

💁‍♀️ Я как Брод: не помню, когда писала в расстроенных чувствах. В тяжёлых состояниях мне хочется не созидать, а, наоборот, потреблять. Если бы у меня не было такой спокойной, даже порой скучной жизни, я бы вообще ничего не написала.